Автор: Alison
Название: «Легкомысленная наследница»
Переводчик: ivanna
Оригинальное название: «Indiscretions in the Life of an Heiress»
Рейтинг: PG-13.
Жанр: общий
Категория: джен
Герои: Джорджиана/Уикхем
Первоисточник: «Гордость и предубеждение»
Размер: макси
Аннотация: Уикхем ухаживает за мисс Дарси в Рамсгете.
Ссылка на оригинал: http://www.firthness.com/pond/index.php?option=com_content&task=view&id=323&Itemid=86 Гл. 5 - 6: http://zerkala.borda.ru/?1-2-0-00000066-000-0-0-1224963231 Глава седьмая
Письмо 66. Фицуильям Дарси Джорджиане Дарси.
Пемберли-хаус, Дербишир, 16 августа 1811 года Милая сестричка, я надеялся получить длинное, подробное письмо, а не изящную записочку*. С тобой все в порядке? Ты счастлива? Я многое бы отдал, чтобы увидать лист, переполненный твоими мыслями.
*Считалось, что барышням подобает писать изящные записочки на элегантных листиках бумаги и не утомлять адресата слишком большим количеством новостей - прим. автора. Письмо 67. Джордж Уикхем Джорджиане Дарси
Хальверс, окрестности Рамсгета, 18 августа 1811 года. Сладчайшее создание, наши сердца разделяет всего три мили, и я могу думать только о моем чистом ангеле. Самая мечта, что я когда-либо назову тебя своей, лишает меня аппетита, благоразумия и сна, хотя я был бы только рад, ежели бы ты мне пригрезилась! Все мои мысли – единственно о тебе. Меня жестоко удручает, что я причинил тебе горе, и мое единственное оправдание в том, что вся моя жестокость и суровость были порождены безумным страхом лишиться тебя. Я бы не смог этого вынести. Но все это теперь позади.
Я молю, чтобы наступил рассвет. Я явлюсь к тебе с первыми лучами солнца. Что бы не случилось, любимая, я навеки останусь твоим самым преданным рабом.
Письмо 68. Джордж Уикхем миссис Янг
Хальверс, окрестности Рамсгета, 18 августа 1811 года. Нынче днем мисс Дарси снова отказала мне, пока мы сидели в маленькой белой беседкой с чудным видом на море. Я прилагал все усилия, я пылал страстью, настаивал и страдал, и все без толку. И тогда я решил, что с меня хватит умильной любезности – пора использовать ту власть, какую я приобрел над ее чувствами. Она не желала слышать ни одного дурного слова про своего любезного братца. «Как ты решился, как ты осмелился заявить, что желания моего брата продиктованы себялюбием!» - заявила она с пылающими глазами и щеками, побелевшими от гнева. «Он – самый близкий мой родственник. Я обязана ему всем. Он заменил мне отца… А ты хочешь принудить меня порвать с лучшим из братьев. Ты скорее готов судить его несправедливо и нечестно, чем оказать мне милость и немного подождать».
Я страстно заключил ее в объятья. «Но как долго придется ждать, милая!» - воскликнул я. «Ты не забыла, что до твоего совершеннолетия еще целых шесть лет. Неужто ты думаешь, что твое семейство откажется от мысли заключить блестящий брак, даже если ты будешь отвергать все предложения? Неужто ты веришь, что они не пожертвуют тобой, чтобы утолить свои амбиции и приобрести новые связи? Неужто ты полагаешь, что я буду стоять в стороне и смиренно переносить, как другие мужчины домогаются твоей руки? Или ждать, пока тебя продадут тому, кто предложит наибольшую цену?» Я был в такой ярости, какой давно не упомню, но ярость она приняла за страсть и приникла ко мне.
Я взял ее за подбородок и поглядел в кроткие темные глаза, полные слез. Я не поцеловал ее, хотя почти уверен, что этого-то она и ждала.
«Мне не следует принуждать тебя пожертвовать всем ради меня, оставить все, что тебе дорого, но сердце может вынести только свою меру горя. Тебе не приходило в голову, как это низко и постыдно для человека без гроша в кармане добиваться руки богатой женщины?»
Она вспыхнула. Я затаил дыхания, поняв, что она вот-вот сдастся. «Значит, ты меня не любишь», - сказал я печально.
Она потупилась. «Я не хочу причинять боли. Если без меня ты будешь несчастлив», - сказала она дрожащим голосом, - «я согласна бежать в Гретна Грин».
«Чего еще я могу просить у тебя, любимая моя Джорджиана?», - отвечал я, понизив голос и стараясь говорить как можно смиреннее. «Может, разумнее было бы хранить спокойствие и сдержанность. Я не мог бы рекомендовать свое поведения за общий образец. Прости меня. Я так тебя боготворю, что никогда не обижу по своей воле».
Знаю, знаю, что шел опасно близко к ветру. Разве ты не предупреждала меня, что не стоит задевать братца? Но жребий брошен и выигрыш почти что у нас в руках, божественная моя Кэт. Как же я устал от добродетели! Как мне хочется напиться допьяна и предаться разгулу вместе с моим славным Вэнситартом!
Письмо 69. Миссис Янг Джорджу Уикхему
Брик-стрит, Рамсгет, 19 августа 1811 года Разве я не предупреждала тебя, что не стоит задевать братца? Глупый, глупый Джордж! Она любит его также сильно, как ты ненавидишь. И это было неблагоразумно: ей еще предстоит со всей кротостью молить его за тебя. Дорогой мой, не стоит терять здравомыслия! Зачем лишаться преимуществ, какие сулит этот брак, блестящий во всех отношениях?
Но вчера ты и впрямь многого сумел добиться. Хотя она и смиренница, но временами забывает об осторожности, особливо когда полагает, что ее никто не видит.
Я видела, как она шла упругим шагом, вся раскрасневшись и с сиянием тайного восторга на лице, а потом появилась в комнатах со спокойным выражением и любезной улыбкой, как если бы ничего не случилось, и она просто вернулась с приятной прогулки. Она взяла батистовый платок, который обвязывает широкой полосой кружева, и прилежно погрузилась в работу. Я пошевелила дрова в камине.
«Чай остыл и перестоялся. Послать за новым?»
«Нет, нет. Слышите, звонит звонок - пора переодеваться к обеду. Я поговорю с вами позже». И она бросилась прочь из комнаты.
Сегодня тихий и ясный день, поэтому мы отправились на этюды. Мы брели солнечной мощеной дорогой, местами затененной древесной зеленью, в поисках хорошего морского вида, пока не поднялись на крутой утес, с коего нам открылась яркая голубизна морских просторов, поблескивающая пеной волн. Дул прохладный, освежающий ветерок. После энергичной ходьбы мы уютно устроились на узком краю утеса, укрывшись от жаркого солнца в тени свисающих ветвей*. Вид был великолепный, мисс Дарси – не менее великолепна, когда она, раскрасневшись от ветра, заливаясь смехом, придерживая юбки и теряя шляпку, взбиралась вверх, к укрытию и доверительной беседе. Все наши беседы полны намеков на тебя, любовь моя, хотя малютка даже не догадывается (конечно же, нет!) о том, сколь многое мне известно.
Вечером было ровно то же самое. Она не в силах усомниться в правилах, вкорененных в нее с детства, однако эти правила, сами по себе безупречно подходящие к ее положению в обществе, не в силах противостоять влечению к тебе, которое делается лишь сильнее благодаря фантазиям и слабостям, какие любят лелеять молоденькие девушки, только вырвавшиеся из классной комнаты. Я шила для бедных, а она пела. Сможешь ли ты такому про меня поверить? Тем не менее, это правда. Только представь, как я подрубаю подол очаровательного поплинового передничка**! Знаешь ли ты, что она прекрасно поет, так же хорошо, как умелая певица? С силой, страстью и подлинной выразительностью, совсем не как пансионерка. Воображаю, как ее презирали за это прочие ученицы: для незрелых и невежественных умов все странное незаконно, а все необычное – неприлично.
«Ты приведешь в восхищение множество гостиных», - воскликнула я, поаплодировав в знак одобрения.
Улыбка истинного восторга тут же исчезла с ее лица. «Я не желаю такой жизни», - произнесла она торопливо, залившись краской, что явно свидетельствовало о душевной тревоге. «Мне не нужны перья, цветы и побрякушки. Нет, это не для меня! Я хочу вести активную, полезную, нужную жизнь. Я хочу, чтобы я не зря появилась на свет».
Она никогда не говорила о себе самой так много и с такой страстью, так что я была немного удивлена. «Но ты и сейчас не такова, как иные знакомые мне себялюбивые ветреницы, не буду называть имен, всегда готовые флиртовать и расточать улыбки в компании мужчин», - сказала я, не отрываясь от шитья и притворяясь, что не замечаю ее изумленного румянца. «Я говорю правду, милая моя. У тебя много здравого смысла, твердая вера и пылкая набожность, ты склонна к размышлениям и обращаешься с людьми с кротостью и терпением. Узнать тебя – значит, тобой восхищаться».
«Вы льстите мне, дорогая мадам!» - воскликнула она, сжимая и разжимая руки и не в силах усидеть на месте. «Уповаю, что всегда буду достойна вашего доброго мнения». Руссо где-то заметил, что любовь – это заблуждение, порожденное воображением , и это вполне применимо к нашему случаю***. Заблуждения по природе своей пленяют. Уповаю, утром ты исполнил для нее достаточно любовных напевов, чтобы она совсем потеряла голову. Когда тебя нет поблизости, и ты не чаруешь и не соблазняешь ее, она пребывает в растерянности и унынии, как и должно быть. По этой причине я убеждала ее довериться своему сердцу.
«Нрав твой таков, что ты должна либо полюбить со всей страстью, либо впасть в тоску****», - продолжала я. «Иные люди полагают знатность и богатство первейшими из земных даров, и, коли им удается достичь их в браке, почитают свой долг выполненным».
«Верно», - отвечала она, замедляя шаг. «Но не странно ли, что люди, пожившие в свете, не желают принимать в расчет ни обстоятельств, ни особенностей натуры, и полагают, что к счастью ведет только одна дорога?»
«Твой брат никогда не сможет стерпеть, ежели ты будешь несчастлива», - сказала я. «Среди самых тяжких забот, трудов и неприятностей он будет любить тебя глубоко и преданно».
Я намеревалась принудить ее к благоговейному молчанию. Я видела, что она вот-вот готова раскрыть мне душу, чего я вовсе не желала. Одного моего ободряющего слова было бы довольно, чтобы она решилась перейти от общих намеков к полной откровенности.
«Лучшая земная доля», - заметила я после краткого молчания, - «это моя: желать и быть в состоянии приносить пользу. Я основываюсь на опыте, и не только на своем. Я прожила на свете двадцать восемь лет, много страдала и мало видела радости. О прошлом годе я лишилась своего последнего и ближайшего друга, но я живу, и не утратила ни надежды, и утешения. Я верую, что Господь слышит мои молитвы».
«Дорогая моя мадам», - отвечала она, задыхаясь от слез, - «вы слишком хороши, слишком добры! Я тоже буду верить и надеяться!»
Какая сцена! Мы могли бы представлять на театре. Когда вы поженитесь, постарайся излечить ее от привычки по любому поводу заливаться слезами. Я отнюдь не уверена, что ее брат будет так уж готов ее простить, но покуда я свое дело сделала. Теперь она не станет пытаться сбросить свои оковы. Надменное, язвительное письмо леди Карден породило одну обиду, в то время более проницательный и сочувствующий ум мог бы заставить ее остановиться и задуматься над тем, что она собирается совершить. С ее стороны тайное замужество – беспредельная дурость. Пора действовать.
Примечания автора:
*Описание заимствовано из романа Энн Бронте «Арендатор Уилдфелл-холла».
**Вся одежда шилась вручную, причем подрубать края ткани считалось особенно скучной работой, хотя о способности девушки к рукоделию часто судили именно по этим швам. Поплин считался тканью, особенно подходящей для детской одежды, потому что он легко стирается и очень прочный.
*** В предисловии к роману «Юлия или новая Элоиза» о любви бедного учителя и барышни из богатой семьи. Дальнейшие рассуждения – из «Опасных связей» Шадерло де Лакло.
**** А это – скрытая цитата из «Писем, писаных во время краткого пребывания в Швеции» основательницы английского феминизма Мэри Уоллстонкрафт. Письмо 70. Джордж Уикхем миссис Янг
Хальверс, окрестности Рамсгета, 19 августа 1811 года. Не тревожься без нужды, несравненная Кэт. Теперь, когда она дала согласие на побег, я занят самыми решительными и скорыми приготовлениями. Средства есть, нанята почтовая карета из Маргета (конечно, не из Рамсгета!) на имя мистера и миссис Уикхем. Путешествие из Кента в Шотландию – долгое, достаточно долгое для того, чтобы мисс Дарси возжелала сменить имя. Я позабочусь, чтобы дороги назад не было. Еще два дня – и цель достигнута!
Письмо 71. Миссис Янг Джорджу Уикхему
Брик-стрит, Рамсгет, 20 августа 1811 года Все было тихо и спокойно, и я пребывала в полнейшей безмятежности. Вообрази, в какое раздражение меня повергло внезапное нарушение всех наших планов. Пишу тебе в сильнейшем расстройстве – только что приключилось самое неудачное происшествие. Этот несноснейший человек, мистер Дарси, здесь, в Рамсгете: каким-то образов прослышав, что происходит, он явился, чтобы выразить свое праведное негодование.
Он прибыл с первыми лучами солнца без всякого предупреждения, хотя, как мне поведал Джон Фентон, хозяин часто исчезает и появляется по своему желанию, и никто не обращает на это особого внимания. Только пробило семь, как мне велели явиться, велели без всяких околичностей, без «пожалуйста» и «окажите любезность». Я как раз завершала свой туалет. Служанка уставилась на меня самым дерзким образом, так что я поднялась на ноги и посмотрела на нее в изумлении. Клянусь, она улыбнулась, улыбнулась едва заметной, мрачной, удовлетворенной улыбкой. «Хозяин распорядился, чтобы вы спустились», - сказала она. «Сию минуту, без всяких отговорок».
Я спустилась в гостиную, где обнаружила мистера Дарси. Утомленный до предела, он медленно и решительно ходил по комнате. Он старался сохранять спокойствие, но одного взгляда было довольно, чтобы понять, что он в ярости. Я едва не утратила самообладания. Можешь мне поверить, в тот момент я желала ему провалиться сквозь землю! Но у меня всегда был дар изображать чувства, которые мне чужды, поэтому я улыбнулась, смутилась и выразила радость по поводу его прибытия.
«Должен разочаровать вас, мадам, я прибыл сюда без всякой радости», - сказал он, впиваясь в меня холодным пронизывающим взглядом. «Вы пренебрегаете своим долгом, и меня призвали, чтобы положить этому конец».
«Вас бессовестно обманули!» - воскликнула я со слезами на глазах (трюк, который дается мне без всякого труда). «Что же я, по вашему мнению, совершила? Я была и остаюсь самым преданным и нежным другом мисс Дарси. Я забочусь о ней всеми силами».
«Вы и вправду о ней хорошо позаботились. Всю свою дружескую преданность вы положили на то, чтобы толкнуть ее в объятия бессовестного охотника за приданым».
Это внезапное заявление едва не лишило меня дара речи. Я сразу сообразила, откуда он дознался – прислуга, глаза и уши любого семейства, чья дружба бесценна, а вражда наводит страх. Это был удар, и удар сильный, но я сумела и глазом не моргнуть.
«Что за охотник за приданым?» - воскликнула я. «Здесь, в этом раю для сплетниц?» Я сгорала от негодования, но старалась выглядеть спокойной, уверенной и собранной, зная, что это выведет его из себя. Я хотела его отвлечь. «Признайте, что вы ошиблись и впали в заблуждение. Беспокойство за сестру лишило вас великодушия. Неужто вы считаете, что у нее такой непокорный нрав и такое отсутствие деликатности, что она может броситься на шею мужчине*? Это крайне оскорбительно для нас обоих».
Его молчание было ужасным. «Мистер Уикхем», - наконец сказал он, как будто даже произнести твое имя было для него наказанием.
Я была в полном изумлении. «Полноте, сэр! Он, и строит козни против вашей сестры? Крестник вашего отца, вскормленный в лоне вашей семьи, о знакомстве с которым мисс Дарси с радостью оповестила всех вокруг? Джентльмен, встреченный нами в церкви, приехавший с родственным визитом к своему деду! Это невозможно».
«Мадам», - холодно отвечал он, - «я дознаюсь до правды. Если вы пренебрегли долгом в отношении мисс Дарси, Богом клянусь, вам придется об этом пожалеть».
«На каком основании вы меня черните?» - заявила я. «Я не потерплю угроз и не дам себя запугать. Я не стану больше слушать эти нелепости. Если вы решили, что я недостойна доверия, если мое слово для вас ничего не значит, спросите сестру. Увидите, что она скажет».
Он повернулся и бросился наверх. Я вышла из гостиной, поднялась к себе и немедля написала просьбу об уходе. Отвлекающий маневр, мой милый, просто отвлекающий маневр. Я уповаю на то, что в сестре велика сила преданности. Она твердо уверовала, что вас связывают нежнейшие узы. Я знаю, что ты заставил ее поклясться хранить строжайшую тайну, поэтому она промолчит. И к лучшему. Его ничем не смягчить. Тщетно она изливала бы перед ним свою душу. Раз он упрям, он будет обманут. Ничто еще не потеряно.
*«Леди Сьюзен», письмо 22. Глава восьмая.
Письмо 72. Миссис Янг Джорджу Уикхему
Брик-стрит, Рамсгет, 20 августа 1811 года Снова берусь за перо, чтобы известить тебя, что враг у наших ворот, похоже, восторжествует. Я сделала все, что могла. Когда мистер Дарси поднялся к сестре, она еще спала. Это само по себе должно было бы меня насторожить – она никогда, никогда не спит допоздна. Проснувшись, она не могла поверить своим глазам, не могла говорить – она залилась слезами, прижавшись к нему. Ее слезы его огорчили, и вновь принудили меня поверить, что у него все-таки есть сердце.
«Джорджиана», - сказал он, нежно гладя ее по голове, - «милая моя сестричка, что случилось? Прошу тебя, умоляю, скажи мне». Его полный сердечной боли голос разрушил последнее сопротивление: поколебавшись, она заявила, что хочет сделать признание. Я пыталась ее увести, но ее несносный братец от нее не отходил.
«Я хочу во всем сознаться», - сказала она. – «Я хочу, чтобы ты знал».
«Миссис Янг», - не глядя, распорядился братец, - «мы вас больше не задерживаем».
Он уединился с мисс Дарси в ее комнате, кою от моей отделяет только тоненькая перегородка. Он запер двери, но я могла разобрать почти каждое слово.
«У тебя имеются основания полагать, что это сговор?» - спросил он.
«Да, имеются. Да, это так», - подтвердила она к моему величайшему изумлению. «Я и раньше подозревала, что что-то нечисто, но теперь я в этом уверилась».
«Они оба замешаны, Джорджиана?»
«Оба».
Сознайся, не ты ли этому виной? Может, ты совершил промах? Кому-нибудь проговорился?
Она твердо стояла на своем. Ты пытался ее обольстить. Она и вправду согласилась на побег и брак. У нее были причины верить в бескорыстие твоей привязанности. Но с недавних пор она убедилась, что ты недостоин ее доверия.
Он обращался с ней очень заботливо, разговаривая тихим, полным сочувствия тоном. Он объяснил ее, что все ее состояние, до последнего гроша, досталось бы тебе. Он был уверен, что ни один достойный мужчина не станет склонять юную девушку к вступлению в тайный брак.
«Я знала, что меня обманывают», - воскликнула она со всей силой страсти. «Знала, но не хотела признавать. Я совершила тяжкий грех, обманывая тебя».
За взрывом страсти последовал ливень слез. Немного погодя я услыхала голос Эстер Саржент (уверена, она отлично понимает, что произошло, хотя как знать, чего она при этом ищет и на что надеется?)
«Она, наконец, заснула», - сказал он.
«Мистер Дарси, сэр», - последовал ответ. Я легко могла представить, как она с озабоченным видом положила руку ему на плечо: ты же знаешь, как его любят и почитают слуги. «Она молода, сон принесет ей облегчение. Ступайте перекусить, сэр, и доверьте барышню мне и Молли. Делайте то, что велит вам долг».
11 часов вечера. Я провела долгий пустой день: мне нечем было заняться, кроме как разрезать страницы нового романа. Я не видела ни одной живой души. На закате дверь скрипнула. Я подняла глаза, увидела мистера Дарси и встала со стула. Мы молча стояли напротив друг друга, он – выпрямившись и из гордости пытаясь скрыть, какую сильную ему причинили боль, я - холодно наблюдая за ним.
«Вам нечего сказать в свое оправдание, мадам?»
Я зажгла свечи на каминной полке. Погода переменилась, лил дождь и стояла глухая тьма.
«Зачем?» - отвечала я. «Думаю, теперь вашей первой заботой будет избежать скандала».
После долгого молчания он сказал:
«Само собой, от места вам отказано».
Я поклонилась в знак согласия.
«Я хотел бы знать, как вы могли совершить такое? Как вы могли задумать и осуществить эту низость, в то же время уверив мою сестру, что вы печетесь единственно о ее благополучии?»
«Я искренне привязана к мисс Дарси», - ответила я. – «Она – замечательная девушка».
«Лицемерие мне отвратительно», - сказал он, бросив на меня предостерегающий взгляд.
«Так я и полагала, сэр».
Он опустился на стул и уронил голову на руки. На его лице было выражение подлинной муки, как если бы (и я не преувеличиваю) внезапно мир лишился всей своей прелести, добродетель подточила измена и всякая вера подорвана. Вот наше торжество, чего бы оно не стоило.
«Но почему вы пошли на обман? Зачем вы так поступили?»
Я пожала плечами. «Кошка может смотреть на короля».
Он бросил на меня быстрый проницательный взгляд.
«Вот как», - заметил он. – «Вот как. Вы и раньше были знакомы. Все было продумано заранее? Каждая мелочь? Даже поездка в Рамсгет?»
«О! Конечно».
Не могу сказать, почему я так ответила. Я вовсе не собиралась.
«Не стану притворяться, что я вас понимаю», - холодно произнес он.
Я видела, что он бледен, ему нехорошо, и глаза у него были как у человека, получившего сильную рану, которая причиняет боль не только телу, но сердцу и уму.
«Почему вы решили устроить против нас интригу?», - поинтересовался он своим надменным тоном. «Заметьте, о мистере Уикхеме речь не идет. Но вы, миссис Янг, вы женщина весьма незаурядная. Я думал, что хотя бы ради мисс Дарси…»
В его голосе звучала ледяная горечь. Я дерзко посмотрела ему в глаза, в первый раз своим настоящим взглядом, а не тем притворным, каким сумела его обвести.
«Вы видели то, что хотели увидеть, сэр», - сказала я. «Вы слышали то, что хотели услышать. Я вам не лгала. Вы обманулись сами».
Он вздрогнул.
Какая странная слабость! Не думаю, чтобы он понимал, что происходит в моей душе. Я намеревалась раскрыть ему все. И не смогла. Не смогла очернить в его глазах память его отца. Не смогла отомстить тому так, как годами мечтала. Я жаждала, о, как сильно я жаждала, чтобы у сына вовсе не осталось светлых воспоминаний.
«Все эти рассуждения ни к чему», - сказала я. «Все снова станет как было».
Он улыбнулся. «Никогда уже ничего не будет, как было».
Боюсь, что для нас все потеряно. Не знаю, каким способом нас сумели изобличить – да это теперь и не важно. Не вини меня. Твои письма не могли послужить причиной: я уничтожала их по прочтении. Прощай же до поры! Как жаль, что мы не сумели ее обвести. Буду ждать твоего ответа. Мне придется вернуться в Лондон, и я рассчитываю на твою помощь. В сложившихся обстоятельствах я вряд ли дождусь своего огромного жалования. Напиши мне несколько бодрых строчек.
Знаю, что это глупая слабость, но бледное, изменившееся лицо мисс Дарси продолжает стоять у меня перед глазами.
Письмо 73. Фицуильям Дарси достопочтенному Ричарду Фицуильяму, отправлено с нарочным в поместье лорда Эллингхэма в Фэнуорте, Сассекс Ричард, немедленно приезжай в Рамсгет. Как можно скорее. Никому не говори ни слова, но отправляйся вместе с нарочным. Я жду тебя.
Письмо 74. Миссис Янг Джорджу Уикхему
Брик-стрит, Рамсгет, 21 августа 1811 года Не ожидала, что ты дезертируешь, мой милый трус. Как это мерзко, но в каком согласии с твоим нравом и правилами.
Письмо 75. Молли Блэнч Люси Блэнч в Пемберли
Брик-стрит, Рамсгет, 21 августа 1811 года Дорогая сестрица, пишу тебе, после того, как отправилась спать. И я, и барышня вполне благополучны, слава Богу! Эстер написала хозяину, и он примчался скорее молнии. Нечестивец скрылся. Такой нечестивости еще не было видано! Не отходил от барышни, забивая ее голову глупостями, пока она не потеряла всякое соображение. Обращался со мной так, как будто я какая-нибудь непристойная девица! А какие непотребства позволял себе с этой блудницей, с этой Иезавелью*! Я все видела. И барышня тоже. Она меня не заметила, но я видела, видела, как она стояла на лестничной площадке. Белая как снег. Ни кровинки в лице. Потом она почти всю ночь проплакала. Бедняжечка, несчастная бедняжечка, бедная обманутая овечка! Хозяин сейчас здесь с ней, и вид у него мрачнее некуда. Послали за доктором из самого Лондона. Полковник тоже здесь, так что сама понимаешь.
«Пристрелить его, как собаку», - сказал он, и я с ним согласна. Как подумаю про барышню, просто слов не нахожу. Он достоин виселицы. Порви это письмо на клочки, дорогая Люси.
*Молли тоже читала Библию, как и подобает прислуге. Письмо 76. Фицуильям Дарси Джорджу Уикхему.
Брик-стрит, Рамсгет, 22 августа 1811 года Сэр, ваша низкая, бессердечная, расчетливая жестокость по отношению к моей сестре не имеет никаких оправданий. Прилагая все усилия, чтобы обольстить, обмануть и воспользоваться неопытностью молодой девушки, к которой вы должны были питать только приязнь и уважение, и самая юность и невинность которой должны были бы послужить защитой против взлелеянных вами замыслов, вы доказали, что недостойны имени «человек». Хотя бы ради моего блаженной памяти отца вам следовало бы избегать малейших попыток причинить ей горе. Искренность чувств еще можно извинить, обман – никогда. Вы не стоите даже презрения. Нет такого бесчестья, на какое вы не были бы способны. Уповаю, мы никогда более не встретимся, как на этом, так и на том свете.
Письмо 77. Сэр Бенжамен Рид Хартли Фицуильяму Дарси
Лондон, Саут-стрит,27 августа 1811 года Пациентка – молодая, здоровая женщина. Она похудела и пребывает в унынии, пульс у нее частый, дыхание прерывистое, глаза кроткие и мягкие, жара нет, а температура скорее пониженная. Она наотрез отказалась как от настойки опия, так и от вина. Взвесив и проанализировав все симптомы, я пришел к выводу, что ее мучат печаль и тоска.
Она признается, что ее разум расстроен, однако мысли ее не блуждают, и чувства не находятся в смятении. Она полностью утратила интерес ко всем занятиям и развлечениям, в коих ранее проводила время. Ей тяжело читать, и она не может заставить себя заняться музыкой, которая прежде составляла ее главную отраду.
И ее вид, и мера ее расстройства свидетельствуют о воздействии внезапного сильного потрясения на тонкую, чувствительную натуру. На мой вопрос она созналась, что «все кругом ей ненавистно», и что даже здравый смысл и доброта вызывают у нее недоверие. Но как бы не огорчали все эти симптомы тех, кому не безразлично ее благополучие, для ее же будущего здоровья и спокойствия много предпочтительнее, что потрясение проявляется так явно. Ее нездоровье – тяжелое, но не опасное. Она жестоко перетрудила свои нервические силы, а ведь известно, что причина нездоровья кроется в нарушении взаимодействия и гармонии между частями тела под взаимным влиянием Симпатических Нервов. Трудно излечить тело, когда душа непокойна.
Учитывая, что конституции мисс Дарси нанесен сильный урон, я бы рекомендовал ей сон, отдых, питательную и вкусную пищу при полном отсутствии каких-либо волнений. В пиявках и кровопускании пока нет нужды. Напротив, ни при каких условиях нельзя позволять ей сидеть в комнате с опущенными шторами и с лицом, отвернутым к стене. Я настоятельно советую Вам отослать ее вместе с заботливой женщиной, привычной ухаживать за больными, к какой-либо родне, которая с ней в хороших, но не слишком близких отношениях. Ее следует держать в отдалении от всех тех мест и особ, которую напрямую связаны с причиной ее нынешнего несчастья. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы особы, умышлявшие против нее, смогли к ней приблизиться, или чтобы что-либо могло пробудить в ней неприятные и несчастные воспоминания. Необходима разлука.
Письмо 75. Леди Кэтрин де Бэр Джорджиане Дарси в Рамсгет.
Розингс-парк, окрестности Вестерхэма, Кент, 30 августа 1811 года Дорогая племянница, до меня дошло известие, что тебе нездоровится, и ты избегаешь общества. Не стану настаивать на твоем приезде в Розингс и посылаю тебе несколько новых романов и поэм, чтобы скрасить твое выздоровление. Молодые девицы – нежные растения, и их надлежит любить и лелеять. Но не допускай к себе знахарей, дорогая, ни при каких условиях. И ни в коем случае не езди в Бат! Воды еще не принесли пользы ни одной молодой девице. Твой брат никогда не пошлет тебя туда, если мое слово еще что-то значит. Хорошо питайся, каждый день обязательно гуляй, но избегай яркого солнца, оно опасно для здоровья и разрушительно для цвета лица. И не увлекайся музицированием: избыток музыки ведет к меланхолии.
С сожалением узнала, что ты лишилась своей компаньонки. У тебя привязчивая натура, и ты, верно, полюбила ту, чьим долгом было о тебе печься. Но с такой натурой ты сумеешь одарить своим расположением и других. Посылаю тебе миссис Аннесли, дальнюю родственницу покойного сэра Льюиса. Она оказалась в тяжелом положении, лишившись мужа, достойнейшего человека, который многие годы был священником в Картоне. Она не хочет принимать благотворительность, и оказалась без собственного дома. Твой брат особо просил уверить тебя, что по доброте сердца и твердости правил ей нет равных. В миссис Аннесли ты найдешь истинного друга, сердце ее полно материнской любви, и я, и твоя покойная матушка знали ее долгие годы. Я рада, что ты доверилась моему суждению, поскольку множество окрестных семей благодаря моим рекомендациям обрели бесценных помощников. Твой брат уверил меня, что ты чувствуешь мою заботу именно так, как подобает.
Письмо 79. Леди Алетея Фицуильям достопочтенному Ричарду Фицуильяму.
Скроуп-холл, Олдборо, Суффолк, 2 сентября 1811 года. Дорогой брат, с тех пор, как ты поведал мне эту грустную, грустную историю, не могу думать ни о чем другом. Стоит мне вообразить, что и мои мышата через десяток лет могли бы стать таким же жертвами, меня переполняет безграничная ярость. Ингворту я ничего рассказывать не стала: он не знал бы, что сказать, и как поступить, и сразу же выдал бы бедняжке, что ему все известно. Ты же знаешь его бестактную доброту. Так дело не пошло бы. Может быть уверен, что, пока Джорджиана гостит у нас, о ней будут всячески заботиться. Ты совершенно прав, полагая, что общество тех, кто питает к ней истинную привязанность, облегчит ее горе, потрясение и стыд. Расчетливое притворство ее компаньонки должно было ранить ее не менее, чем ложь и выдумки этого развратника. О! Как я сочувствую бедному, несчастному Дарси. Это печальное происшествие не так-то просто пережить. Я стыжусь, что принадлежу к женскому полу, когда думаю об этой бессовестной обманщице*.
*Шадерло де Лакло, «Опасные связи», письмо 171. Письмо 80. Фицуильям Дарси Джорджиане Дарси.
Розингс-парк, окрестности Вестерхэма, Кент, 3 сентября 1811 года Посылаю тебе, дорогая моя сестра, все, что может доставить тебе удовольствие – новые ноты, новый роман и миссис Аннесли. Ежели она придется тебе по душе, она останется. Мне придется по душе, ежели под ее влиянием ты снова начнешь улыбаться, как прежде. Будь уверена в ее доброте, твердых правилах и истинно христианском расположении духа. Твой кузен Ричард знаком с ее детьми (хотя один из них, по его словам, ужасный зануда), и ручается за ее ласковую, благоразумную, истинно материнскую натуру.
Твоя тетушка более не ожидает твоего визита. Сам я предполагаю двенадцатого быть в Лондоне, а оттуда отправиться в Пемберли. Милая моя сестра, ты всегда в моих мыслях и моих молитвах! Твой вечно преданный брат.
Письмо 81. Энн де Бэр Джорджиане Дарси*.
Розингс-парк, окрестности Вестерхэма, Кент, 20 сентября 1811 года Дорогая кузина, я обещала твоему брату писать тебе часто и подробно обо всех наших новостях. Со мной все благополучно, насколько я с моим слабым здоровьем могу быть благополучна в такую мерзкую, холодную пору. Это немного, но все-таки это хоть что-то. От всей души надеюсь и молюсь, чтобы ты скорее поправилась.
В хансфордском приходе наконец-то новый священник. Преподобный мистер Коллинз принял сан совсем недавно, на эту Пасху. Он молод, скромного происхождения и ведет себя с нелепой торжественностью. Неуклюжий, громоздкий и пугающий, как говорит миссис Дженкинс, но все мужчины немного пугают и далеко не всегда приятны.
Брат твой рекомендовал другого человека – но сей джентльмен оказался слишком красноречив и набожен для вкуса моей матушки. Она заявила, что он не иначе, как из «богемских братьев»**, и выразила совершенную уверенность, что твой братец не имеет никакого представления о его религиозных воззрениях. Мистер Лэтом и впрямь был немного дерзок, заведя разговор о воскресной школе и обучении прихожан. Матушка очень оскорбилась. Она не позволит открыть в деревне школу. Разговоры об обучении бедняков всегда приводят ей на ум писания Руссо, которые довели французов до якобинских зверств. Матушка вернулась из Кентербери, настроившись против него.
«Боюсь, что Руссо и мистер Лэтом – одного поля ягоды», - сказала она. «Образование не идет беднякам на пользу. Каждый ребенок у нас в деревне знает Катехизис и десять заповедей наизусть, и, чтобы жить в довольстве, им ничего более знать не надобно».
Твой брат (который оказался при этом), пытался спорить. Но матушка не смогла бы терпеть человека, который позволил себе разойтись с ней во мнениях.
Так что теперь мы имеем мистера Коллинза. Они с матушкой с головой погружены в ремонт и отделку дома мистера Адамса, и говорят только о чуланах, полках и кроватных спинках. Мистер Коллинз еще много рассуждает о своем отце, который, как мне кажется, был изрядный тиран, невежественный и скупой. Но как я могу судить, будучи всего только незамужней барышней! Господи! Похоже, и я становлюсь сатирична. Любимая максима преподобного Коллинза состоит в том, что молодым девицам не дозволительно ничего знать о том, как устроен свет. Это невольно приводит на ум «Размышления» Штурма***, которые мы сейчас читаем вслух. Королева в восторге от сей книги, посему и нам приходится ее любить. Это очень поучительный труд.
Твоя любимица Эллен Саузерн нынче в немилости, оттого что забыла закрыть на ночь флакон с лавандовой водой, коя и выдохлась.
Теперь о крестинах, свадьбах и похоронах. В Эмпсоне у Смитов родились близнецы. Очаровательные пухленькие девочки, и так похожи, что только мать и в силах их различить. С тех пор, как сын мельника Уоткина женился на Роуз Тайлер и разбил сердца половине девиц в Кенте, свадеб у нас не было. Мистер Коллинз пока не женат. Да и как бы он мог жениться, учась в университете и будучи бедным, как церковная мышь? Но, повинуясь настоятельному совету матушки, он, думается мне, женится на одной из своих пяти кузин. Он говорит, что все они – признанные красавицы и приятного нрава. Все-таки он весьма романтически настроен, поскольку отроду ни одну из них не видал. Они могут оказаться шумными, развязными и душиться розовым маслом, что матушка полагает верхом вульгарности. А ежели при этом они еще и любят наряжаться и танцевать, и не любят кур! И вдруг они дурно воспитаны?
Приходской бык скончался, что сделало поездки через приходское пастбище гораздо приятнее, однако, думаю, в скором времени постараются раздобыть нового.
Умер фермер Раддл. Бедняга! Его жена очень довольна: он бил ее всякий раз, как напивался, а на моей памяти он ни разу не был трезвым, что бы об этом не говорил наш ректор. Теперь ей будет полегче: их сын Роберт воспитан так, как следовало, и женился на очень милой, тихой девушке.
Уповаю, наша милая, добрая миссис Аннесли пришлась тебе по душе. Ты не можешь ей не понравиться: кому придется не по нраву такая добрая, обязательная, внимательная девушка, как ты? Все шлют тебе свой привет и наилучшие пожелания. Как бы я хотела с тобой увидеться! Всегда помни, что твое благополучие – предмет первейшей заботы всей твоей родни. Остаюсь твоя любящая кузина.
*Письмо Энн де Бэр собрано из скрытых и прямых цитат из романа Элизабет Гаскелл «Ми
- участник сейчас на форуме